veikko_helminen

О приступе баттхёрта им. А. Зализняка пятилетней давности, о чудо-путанице понятий графика и орфография и попытке свалить это на академика РАН, а также позорном незнании термина графико-орфографические системы. Плюс еще об одном анекдотичном чудо-случае, какие, впрочем, с чучудилами происходят «ежестатейно».

"Как изобрести латынь (С. 98 - 103)

[примеч. авт. - VH] 22 Вспомним всё из того же Гоголя: «Луна ведь обыкновенно делается в Гамбурге; и прескверно делается».











Представим себе теперь, что вопрос о подделке пись­менных памятников стоит не для древнерусского язы­ка, а для латыни, и не для трехвекового интервала, а для периода в две тысячи лет — от середины I тысяче­летия до н. э., когда появляются первые памятники на латыни, примерно до середины II тысячелетия н. э. За это время живая (народная) латынь развилась в целую группу родственных языков (романских), с множест­вом диалектов внутри каждого из них. Кроме того, ли­тературная латынь в почти застывшей форме продолжа­ла использоваться в Западной Европе в качестве языка официальных документов, религии, летописания, на­уки. Эта ее форма тоже не оставалась неизменной, но здесь изменения во времени были не столь радикаль­ны (они в основном касались лишь словарного состава языка).
На латыни до нас дошло громаднейшее количество рукописей и надписей, причем значительная их часть относится (разумеется, по традиционным представле­ниям) ко времени ранее II тысячелетия н. э. Сюда вхо­дит как обширная художественная, религиозная и на­учная литература, например, сочинения Плавта, Цеза­ря, Горация, Вергилия, Тацита, отцов церкви и бесчи­сленного количества других авторов, так и официаль­ные и деловые документы всех типов и всевозможные надписи. Ныне усилиями очень большого числа фило­логов и лингвистов этот громадный материал в наибо­лее существенных чертах изучен (хотя работы остается еще чрезвычайно много). Открылась картина плавного изменения языка от века к веку по сотням параметров. При этом одна цепочка изменений, прослеживаемых по письменным памятникам, приводит от народной латы­ни, скажем, к гасконскому диалекту французского язы­ка, другая к кастильскому диалекту испанского языка, третья к венецианскому диалекту итальянского языка и т. д. по всем языкам и диалектам. Особая цепочка изменений отражает движение литературной латыни от классической формы к средневековой.
Бросим взгляд еще и на латинские стихи. В класси­ческой латыни стихосложение основано на ином прин­ципе, чем в любых современных европейских языках: для него существенно различение кратких и долгих глас­ных, например, а — ā, i — ī, и — ū (на письме это раз­личение в нормальном случае не отражается). Не зная, какая гласная во взятом слове долгая и какая краткая, нельзя правильно построить даже и одной стихотвор­ной строки (а до нас дошли тысячи страниц античных стихов). Между тем в ходе эволюции латыни различия гласных по долготе утратились. В романских языках от них остались лишь косвенные следы (в каждом языке свои); например, в итальянском языке латинское долгое ī превратилось в i, а латинское краткое i — в е. (Здесь взят самый простой пример; в действительности боль­шинство правил такого рода имеет гораздо более слож­ную структуру.)
Чтобы достичь той картины, которую мы сейчас ре­ально наблюдаем, средневековый фальсификатор дол­жен был бы:

1)  изобрести для латыни особый принцип стихосло­жения, отличный от стихосложения всех известных ему живых языков;

2) составить реестр всех латинских слов с указанием долготы или краткости каждой гласной каждого слова и при сочинении стихов уже никогда не отступать от того, что записано в этом реестре;

3) во всех случаях, когда долгота или краткость глас­ной оставила какой-то след в романских языках, при­нять для реестра именно то решение, которое согла­суется с показаниями романских языков (последнее, конечно, требует ни много ни мало знания сравнитель­ной грамматики романских языков, разработанной в XIX—XX вв., не говоря уже о самих принципах сравни­тельно-исторического языкознания, открытых в XIX в.).

Не будем повторять сказанное выше о палеографии, графике и орфографии.
Таковы контуры того астрономического объема ин­формации и тех способов ее переработки, которыми должен был бы владеть предполагаемый фальсифика­тор, чтобы предложить миру выдуманную из головы ла­тынь (вместе с текстами на ней), не противоречащую показаниям реальных романских языков.
Но даже и это еще не всё. Если латынь — это изо­бретение средневекового фальсификатора, то он несо­мненно должен был знать сравнительную грамматику не только романских языков, но и всей индоевропей­ской семьи языков в целом. Дело в том, что, придумы­вая латынь, он ввел в нее множество слов и граммати­ческих форм, которые не оставили никаких следов в романских языках, зато находят правильные соответст­вия в том или ином языке из других ветвей индоевро­пейской семьи.
Например, он придумал для латыни весьма непро­стую систему склонения существительных, включаю­щую шесть падежей и пять типов склонения (с подти­пами), с многочисленными чередованиями в основах и с целым рядом индивидуальных отклонений различно­го рода. В романских языках ничего этого нет: сущест­вительные здесь вообще не склоняются (если не счи­тать небольших остатков прежней системы склонения в румынском). Между тем в санскрите (древнеиндий­ском), древнегреческом, готском, старославянском и других древних индоевропейских языках система скло­нения организована примерно так же, как в латыни, и очень часто сходится с латинской и в конкретных де­талях. При этом совершенно невозможно объяснить такое сходство тем, что изобретатель латыни скопиро­вал эту систему с какого-то одного языка, скажем, с древнегреческого: в латыни обнаруживаются многочи­сленные элементы, отсутствующие в древнегреческом, но имеющие точные соответствия в каких-то других ин­доевропейских языках.
Из множества возможных примеров ограничимся двумя. В латыни по воле ее изобретателя в винительном падеже единств, числа существительные мужского и женского родов оканчиваются на -т (например, terram 'землю', тапит 'руку', leōnem 'льва'). Ни в каких других древних или новых языках Европы конечного элемен­та -т в этой форме нет. Зато именно -т имеют в этой форме санскрит (например, vidhavām 'вдову', gurum 'учителя', rājānam 'царя') и древние языки Ирана. И тот и другие стали известны в Европе лишь со второй по­ловины XVIII в.

[примеч. авт. - VH] 23 Мена гласных u/i, в отличие от мены r/n, здесь не ано­мальна: она определяется некоторыми общими правилами латыни.











Другой пример. Изобретатель латыни, считая зачем-то нужным время от времени приправлять сочинен­ную им грамматику необъяснимыми исключениями, в качестве одного из таких исключений записал, что сло­во femur 'бедро' образует косвенные падежи от основы не с r, а с n: femin-¹³. И вот оказывается, что есть индо­европейский язык, где чередование «n в исходной фор­ме — n в косвенных падежах» совершенно обычно. Это
хеттский — один из языков Малой Азии II тысячелетия до н. э.; например, хеттское eshar 'кровь' образует кос­венные падежи от основы eshan-. Этот язык был рас­шифрован лишь в начале XX в. Нам ничего не остает­ся, как признать за предполагаемым изобретателем ла­тыни поистине сверхчеловеческое всезнание.
А теперь послушаем на эту тему авторов НХ:
«... в 12—13 веках было, по-видимому специально, со­здано два новых письменных языка... — церковно-славян­ский и латинский. Они предназначались соответственно для стран Восточной и Западной Европы» [НХ-2: 265]; лишь в 13—15 веках в богослужении греческий язык «был заменен на Западе латинским языком — то есть итальянским, сме­шанным с греческим» [НХ-2: 183].
Вот так, не больше и не меньше. А вот и о латин­ских авторах:
«... любой древний первоисточник, который не сосредо­тачивает основного внимания на церковном освещении всех описываемых в нем событий, — это, скорее всего, поздняя историческая беллетристика 15—18 веков... Яркие примеры — Истории Тита Ливия и Корнелия Тацита» [НХ-2: 231].
Что сказать на это? Поистине, как сказано в Книге пророка Даниила: взвешен и найден очень легким."